09-12-14

Культурный слой

Ваня Лондон: «Над Нижним много лет висит колпак»

Ваня Лондон — тот тип рок-музыканта, который, кажется, интереснее своих песен. Общаться с ним приятнее, чем слушать его песни — во всяком случае, мне. Именем, данным ему родителями, — Денис — его уже лет пятнадцать не именуют. Впрочем, прозвища он себе сам придумывает: в начале «нулевых» звался Ваней Толкиным, ныне — «Лондон», по названию клуба, которым командует. Вспоминает, что однажды назвал себя «Миссисипи», но через день понял, что течет, и пришлось переназваться. Его группа Sound Telegraph — тоже загадка, каждый сезон открывают новым стилем: инди-поп, селф-рок, смарт-панк, free-rock… На деле это гитарный рок с легким закосом в альтернативу.

36,6 — температура любви

— Послушал твои новые вещи и удивился тому, что это чисто лирика, причем довольно прямолинейная: «Я хочу тебя так, что в глазах темно…» Неужели в 40-летнем парне проснулся 20-летний?

— Ага, 20 лет он спал, проснулся, увидел сколько вокруг красивых девушек и стал писать песни о том, как сильно они ему нравятся (смеется). Меня обвиняют то в прямолинейности, то в том, что пишу непонятно. Но секрет прост. Рок — это передача внутренних состояний. И слова песен приводят меня в состояние, которое требуется. Я долго гнался за смыслом в песнях, а потом понял: смысл в том, что он есть. Есть для тебя. И не важно, понятен он кому-то или нет. Главное, что я сам вижу и чувствую значимость своих действий. Это выражение моей любви к самому себе. Все остальное — успех, признание, известность — совершенно не важно. До себя бы достучаться.

— Иными способами, не пением в группе, ты не смог до себя достучаться?

— Знаешь, у Кастанеды, все пути ведут в никуда, но только у одного из них есть сердце. Занимаясь музыкой, я чувствую, что мое сердце на это отзывается. И значит я не зря. Все остальное меня мало цепляет. Можно зарабатывать больше денег и тратить их на то, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. А можно просто быть счастливым на сцене. Любовь к себе — это делать себя счастливым сразу, без посредников. В моем случае я могу вообще не петь и не пел очень долго. Но в результате прихожу в тупик, поэтому мне лучше петь.

— Ты умеешь отличать вдохновение от невдохновения?

— Вдохновение — это как благословение, его невозможно ни с чем спутать. Мурашки по коже и ощущение распахнутости небес в сочетании с непреодолимой потребностью взять гитару. Я по-другому не умею, я в этом смысле совершенно не профессионален. Единственное, чему научился, — когда есть правильное сочетание аккордов, могу сходу напеть мелодию. Мне стало делать это очень легко, я ее слышу. Но теперь очень медленно появляются тексты. Полгода, год. Проще всего писать о любви, от этого трудно удержаться. А вот философскую или общественную проблему впечатать в мелодию — почти невозможная для меня задача.

— Почитал твой ЖЖ, там ты рассуждаешь о любви и немало! А с настоящей любовью в жизни удалось встречаться?

— Мы часто рассуждаем о любви, как о богатстве, — как о том, чего у нас нет. Узенькую полоску эйфории и возвышенных чувств мы называем любовью, весь остальной объем перечеркиваем, как что-то ненастоящее. Сорить деньгами — это богатство, а просто жить и кормить своих детей — будто бы нет. Это ошибка. Встречался ли я с любовью? Да, я переполнен ей, даже когда совершаю какие-то обыденные вещи — иду в магазин, стираю белье. Эта ­наполненность позволяет мне чувствовать себя хорошо. Любовь — это то, как мы реагируем на человека. Сознательный выбор нашей реакции. Общаясь, я постоянно встречаюсь с настоящей любовью, — вне зависимости от пола. Меня может охватить презрение к бомжу, но я вспоминаю, что так относиться к живому существу негоже, и изменяю свое отношение. Если успеваю среагировать, конечно. Если нет — прохожу мимо, задрав нос, без какого-то сочувствия.

— Как-то прагматично. Неужели можно заставить себя полюбить другого? Помнится, ты женат был. И развелся. Не смог себя заставить и дальше супругу любить?

— Мы опять забываем, что любовь — это как температура. Ниже нуля — злость, ненависть. А чем выше, тем становится теплей на душе. Тридцать шесть и шесть — температура человеческой любви. Если кто-то сможет сильно повысить свой градус, он станет солнцем для всего сущего. Так что можно и нужно себя заставлять пересекать нулевую отметку. Когда мы без злости сможем относиться к тем, кто нам не особенно дорог, наступит глобальное потепление. Если в нашем сердце холод, мы приближаем наступление ледникового периода.

Алмазный путь

— Знаю, что ты давно интересуешься восточной философией (и даже подсаживаешь товарищей на нее!). Однако я совершенно не слышу ее отголосков в текстах песен! Почему?

— Я не интересуюсь какой бы то ни было философией. И ни в коем случае не миссионерствую. Я практикую буддизм Алмазного пути, когда мне это удается. Формальные практики — это медитации. Неформальные — заметить в себе нехорошее чувство и заменить его на хорошее, как я только что описал в примере с бомжом. А насчет песен, прошли времена, когда информация была роскошью. Сейчас каждый может найти в интернете все, что хочет. Зачем мне цитировать буддийские тексты? Никому не интересно то, что я знаю о чужом опыте. Важнее то, что я могу делать сам. В моих песнях полно буддизма и его влияния на меня. Но не в традиционных книжных выражениях.

— Можешь ли объяснить в двух словах, что находит русский человек в буддизме? Вроде бы здесь принято быть православным человеком…

— Здесь принято носить крестик на шее, знать два слова из Библии и креститься, когда грянет гром. Когда у меня за стеной мужик бьет смертным боем свою бабу, в этом нет ничего православного. Если бы люди находили Бога в своей душе с помощью любой из религий или без них, если могут, то у нас в России не было бы такого мрака. А те, кто чувствует духовный голод, кто хочет жить светлее — начинает искать. Мои личные поиски привели к буддизму, к медитации. Это легко совмещается с моим образом жизни. Религия должна быть для человека, а не наоборот. Человек всегда важнее.

— Ты ведь альбом новый записываешь… В чем его отличие от прошлых работ?

Я долго гнался за смыслом в песнях, а потом понял: смысл в том, что он есть. Есть для тебя. И не важно, понятен он кому-то или нет. Главное, что я сам вижу и чувствую значимость своих действий

— Это моя первая серьезная работа. До этого я не создал ничего действительно стоящего. Поэтому все перечеркнул, придумал новое название. Все с чистого листа. И эти 12 песен — результат пяти лет работы, поиска новых мелодий, слов, подачи, звука. Всего того, из чего состоит рок-музыка. Я боюсь загадывать, что выйдет, потому что двигаюсь в неизвестность. Главный принцип — я должен быть всем доволен. На этот раз никаких сделок с собственным вкусом, никаких компромиссов в звучании, никаких оправданий из-за нехватки денег. Методика работы над альбомом — получать максимальное удовольствие от процесса записи, избегать всех видов внешнего и внутреннего негатива.

— Что-нибудь изменится в мире с появлением нового альбома Sound Telegraph? За счет чего он войдет в историю русскоязычного рока?

— Понятия не имею, я об этом не думаю. Моя задача — сфотографировать в звуке то существо, которое заставляет меня всем этим заниматься.

— Хочет ли это существо, чтобы его фотографировали?

— Для него это не имеет особого значения. Оно существует совсем в другом измерении. Но если у меня получится, оно через звуки будет взаимодействовать с людьми, которые их услышат. Возможно, произойдет какое-то видоизменение людей и этого существа. Я точно не знаю. Лучше меня в этих вопросах разбирается куча людей. Джон Фрусчанте из Red Hot Chili Peppers, например. Или Хазрат Инайят Хан, автор «Мистицизма звука». Ну и БГ, я думаю, в курсе, как это работает.

«Радуйтесь жизни!»

— Я слышал тебя еще в середине девяностых и замечу, что твоя музыка зверски утяжелилась! С помощью тяжелых гитар твое послание дойдет точнее до слушателя?

— Как показывает практика, все сами выбирают тот смысл, который хотят услышать. И кто я такой, чтобы решать, что им нужно, чему-то учить? Так что у меня нет никакого послания. Кроме, может быть, «Радуйтесь жизни!». В моей музыке появилось много тяжелых гитар, потому что мне всегда хотелось так играть, но я этого не понимал. И это не такая тяжесть, как в металле, на альбоме у нас все «дисторшны» очень бархатные, теплые, я специально добивался такого звука. Ритм-секция играет очень четко и слаженно, как в металле. А мы с гитаристом на этой основе делаем всю остальную красоту.

— Через Sound Telegraph прошло много музыкантов. Почему у тебя такая текучка? Вообще, почему в Нижнем такая текучка во всех командах?

— Вероятно, в нижегородских группах это броуновское движение возникает, потому что никто не понимает, что ему нужно и как этого добиваться. А направляющие моменты в виде заработка денег творчеством и музыкой в России практически отсутствуют. Забавно — почти никто сейчас не делает музыку ради удовольствия, хотя все вокруг способствует именно этому.

— Что способствует-то? Мне как раз кажется иначе…

— Я имею в виду, что раз не получается делать музыку ради денег, то ей должны заниматься только те, кто получает от этого кайф, безо всяких дивидендов. Можно веселиться на полную катушку, совершенно безнаказанно. Есть люди, которые тратят свои деньги на машины, турпоездки, пейнтбол, на развлечения, одним словом. Я свои трачу на запись альбома. Это может делать кто угодно. У кого-то будет получаться классная музыка, у кого-то не очень, но это как вечеринка, которая не удалась… Понимаешь? Нет никаких гарантий, что будет дикое веселье, но мы всё-таки покупаем вино, приглашаем друзей. Так же и с музыкой. В музыке никто ничего не гарантирует, но если человек старается, его шансы растут.

— Деньги ты тратишь на запись песен. А как зарабатываешь?

— Сдаю в аренду репетиционную точку и раз в неделю устраиваю там концерты различных групп. Это место известно как клуб «Лондон». А на запись альбома я взял кредит в банке. Но этих денег, конечно, не хватило, и работа не движется.

— Тебе уютно творить и выступать в Нижнем?

— Здесь ты часто видишь, что даже более талантливые, чем ты сам, люди не могут ничего добиться. Счастье музыканта в том, чтобы он имел возможность делать свое дело и был бы нужен людям. А над Нижним уже много лет висит какой-то колпак. Самые заторможенные слушатели — у нас. Как и когда образовался этот колпак, никто не знает. Кто его пробьет, тоже не понятно. Если я пойму, что сделал все возможное, то куда-нибудь уеду. Но я еще не сделал. И вижу только один выход — забить на все и просто продолжать.

Вадим Демидов